Печать страницы - Борис Багаров "Руки"

Борис Багаров
РУКИ
(Из цикла «Анатомический атлас дяди Вани»)

Они были монструозны. Чудовищны, как, впрочем, и вся их обладательница.
Непропорционально большие, и от этого вызывающие ощущение какой-то первобытной всесокрущающей мощи, они сплошь поросли лёгким светлым пушком, причём не только предплечья, но и верхняя часть тоже. Особенно это было заметно на бицепсах – тоже огромных, раскачанных, туго налившихся под тонким слоем сала.
А кожа – я видел это отчётливо – была сплошь покрыта какими-то красными точками. Крапивница? Обожралась клубники? Так вроде не сезон. Впрочем, в современных супермаркетах всегда на всё сезон, только плати. А может быть, это аллергия на противницу?
Сильные пальцы , не щадя покрывающего короткие ногти лака , глубоко зарылись в перепревшую прошлогоднюю листву, как будто ища в них дополнительную точку сцепления. Впрочем, она была нелишней. Мария Савина по кличке «Свинья» действительно находилось в затруднительном положении. Она стояла враскоряку на краю уже полностью вытаявшей лесной прогалины, уперевшись ладонями в еще сырую и холодную землю и широко раскинув массивные ляжки-тумбы, а сзади на неё всем своим – тоже немаленьким, надо полагать - весом навалилась Зубейдат Исрапова по кличке «Каракурт», туго обхватив короткое толстое туловище противницы могучими руками профессионального борца, пальцы которых были прочно сцеплены под дрожащим от напряжения свинским брюхом.
Судя по тяжелому, свистящему дыханию борцов, порванным футболкам, и острому запаху пота, этот поединок продолжался уже порядочное время.
И не удивительно, ибо противницы были достойны друг друга . Мария Владиславовна Савина была мастером спорта по рукопашному бою. Зубейдат Даудовна Исрапова – по вольной борьбе. Поза, в которой я их застал, как раз была характерна для вольной борьбы. Но они не боролись. Они дрались.
Не такая , оказывается, была дура моя падчерица, чтобы пускаться в столь рискованную авантюру без прикрытия.
* * *

Еще полчаса назад я сидел в уютном митричевском «штабвагене», пил кофе, изготовленный помощницей Митрича Лизкой Субботиной, большой мастерицей по этой части , и лениво прислушивался к треску селектора,
информировавшего нас о передвижении действующих лиц этого странного спектакля.
- Госпожа Клинг, - бодро рапортовал репродуктор, - двадцать минут назад приехала в офис, приняла душ и сейчас просматривает портфолио перед вечерним показом. Варданян пять минут назад вошла в свой подъезд, в окнах квартиры света по-прежнему нет. Мать и дочь Игнатюки продолжают ковылять по шоссе в поисках автобусной остановки. На наш взгляд, здесь наблюдается явный разрыв с реальностью: последний маршрут в этом направлении мэрия сняла два года назад.
Лязгнула железная дверь, и к нам ввалилась Алина - мокрая, синяя, стринги набекрень, вся покрытая гусиной кожей – и с места в карьер напустилась на Митрича:
- Ну, Кешечка, ну сучёныш, ну устроил. Там же ХО-АДНО!Я ж чуть не околела в этом грёбаном бассейне.
Сучёныш Кешечка сначала сладко жмурился, всем своим видом изображая раскаяние, а потом мигнул Лизхен , и та потащила нашу вернувшуюся с холода миссис Бонд(Джеймс Бонд!) на кушетку – растираться камфарой и принимать внутрь спасительный грог из термоса. При этом она не переставала ворчать, как старая нянюшка:
- Холодно ей, скажите ,пожалуйста, какая цаца. Вот когда я в прошлом январе на Чегете встретила Кошечку Жаклин из бригады «чёрных альпенштоков», вот это я понимаю – было холодно. Правда, потом как-то сразу стало жарко.
Хорошо ещё она без оружия была. Но и я , как назло, свой «зауэр» в палатке оставила…
- И чем у вас с ней всё закончилось, с Кошечкой? - подал я голос.
- Ай да, - беспечно махнула рукой Лизетта. – Летела-то вниз она, конечно, красиво, только вот беда – не очень долго.
- Но упала-то, - неуклюже попытался сострить я, – как всякая кошечка, на четыре лапы?
Это было ошибкой.
Который раз моё дурацкое остроумие меня подставляет под удар. Вот сам понимаю, что говорю глупости, что ставлю себя в идиотское положение, а то и подвергаю прямой опасности – но ничего не могу с собой поделать. Тем более, тут речь шла о женском поединке – деле тонком и , как выразился один автор блогосферы, «кулуарном», праздного суесловия не терпящем.
Лиза нахмурилась , а Алина подняла голову и ехидным таким голосом спросила у Митрича, не пора ли нашему Ванютке пробежаться. Митрич долго пялился на свой доисторический хронометр , якобы полученный кем-то из его предков в дар от самого Ягоды -
- врал презент отчаянно, и тем не менее на правах фамильной реликвии брался на все важные операции в качестве талисмана - и, наконец, разродился вердиктом:
- Ванёк, а ведь и вправду правда пора.
Я взъерепенился. Терпеть не могу, когда моё имя делается темой дурацких переделок и сомнительных аллюзий. Я – Иван. Я - мужик, мужчина, соль земли русской, а тут… Кроме того, я до одури боялся встретиться с Иркой взглядом. Она бы как полыхнула своими глазищами – от меня бы мокрый пепел остался. Однако Митрич сказал мне не ссать: Ирке какая-то малахольная самка коновала вкатила такую дозу неопознанного транквилизатора, что Иркин взгляд устремлён сейчас строго, исключительно и перпендикулярно вовнутрь себя в напрасных попытках распознать там движение малых шестерёнок, которые, как известно, и определяют механику бытия. Митрич, между нами будет сказано, иногда бывает на редкость бесчувственной и толстокожей скотиной. Настоящий солдафон.
- Выпускай Артабана, - невнятно пробормотала Алина и снова уткнулась лицом в собственные руки, сложенные домиком.
Делать было нечего. Я тяжело вздохнул, допил подостывший уже кофе и побрёл на свою Голгофу.

* * *

Митрич не соврал. Ирка и вправду шла как обколотая, сгорбившись, шаркая ногами и отставив назад запястья, на которых даже издалека
был заметен тусклый блеск наручников. За нею пружинистой спортивной походкой шла конвоирующая полисвумен - приземистая, широкоплечая, с непропорционально длинным туловищем , а также с удивительным и, я бы даже сказал, непредставимым отсутствием какого бы то ни было выражения на сером, как уличная брусчатка, лице. Собственно, по этой пенобетонной невозмутимости я лейтенанта Анну Жданову и узнал.
Впервые я обратил на нее внимание год назад, на турнире по вольной борьбе, где мы с Кривошапкиным сидели на почётных спонсорских местах в президиуме, а Жданова эта самая представляла общество «Динамо» в весе, если мне не изменяет память, до 60 килограммов, где и схлестнулась в финале с прошлогодней чемпионкой области Сабиной Майсурадзе. Чем громче во время борьбы грузинка кричала, чем исступленнее гримасничала, , собирая лоб такую гармошку, что черные густые брови едва ли не вставали вертикально, тем невозмутимее боролась её противница, будто картошку разгружала. Там в конце какая-то путаница с очками возникла, жюри долго спорило, кто же в конце концов победил, но в конце концов победу отдали этой самой Ждановой – то ли авторитет силовых органов сработал, то ли припомнили Майсурадзе её некорректное поведение во время матча; ну не любит не один судья, когда его решения оспаривают. Тут Майсурадзе окончательно распсиховалась, и на награждение не вышла, а уходя домой, я видел в полуоткрытую дверь женской раздевалки, как они с этой самой Ждановой, успевшие к тому времени снять борцовские трико и оставшиеся в узких стрингах и таких же лифах - таскают друг дружку за волосы, причём хмурая физиономия Ждановой даже в этот момент не изменила своего выражения(точнее, его отсутствия), в отличие от багрового зарёванного лица грузинки…
Аэмоциональная лейтенант Жданова вместе со своей подконвойной миновали, наконец, моё убежище, и сразу вслед за ними мимо меня проплыл черный грузный мешок, не оставляющий сомнений в своём зловещем содержимом. «Эх, Наташа, Наташа. Не принесла тебе счастья благосклонность кипрского судьи. А ведь тебя честно предупреждали».
Последней мой дом покинула машина с судмедэкспертами. Усилием воли я отклеился от дуба, предоставившего мне убежище, стряхнул со щек кусочки коры и осторожно, озираясь на каждом шагу, двинулся в путь, который вёл к чахлой рощице, лежавшей между задними воротами моей усадьбы и Комарским мостом. Именно там моя глубоко безнравственная, но в высшей степени предприимчивая падчерица должна была попасть в засаду, и стать беспомощной жертвой превосходящих сил противника.

* * *

Поднакопив, наконец, сил , Исрапова оторвала Свинью от земли и с надсадным «аргх», перевалила через себя. Переворот был выполнен технически безукоризненно, но в сложившейся ситуации никаких выгод исполнительнице не принёс: приземлившись, Свинья оказалась в той же позиции, из которой начала полёт и опять стояла враскоряку, шумно выдыхая через раздутые ноздряшки и тараща светлые глаза.
Похоже, тут все грозило затянуться надолго . Я осторожно обогнул борцов, которые, впрочем, занятые своей патовой ситуацией, не обратили на меня никакого внимания, и углубился в подлесок. И почти сразу чуть не упёрся в жопу моей падчерицы Юлии , которая стояла ,согнувшись над большим трухлявым пнём, и, видимо, боясь упасть, держалась за него обеими руками.
Я признаться, опознал тыльную часть Юлии только по размерам и противоестественной бледности, которая сейчас, в предсумеречном свете заходящего за облаками солнца, казалась особенно неприятной и аномальной. Обычно спесиво надутые, сейчас ее ягодицы как-то пообмякли как два мяча, из которых подвыпустили воздух. Там и сям нефтяной радугой на них распускались кровоподтеки, а на правой ягодице явственно выделялся грязный отпечаток башмака.
Остатки фиолетовых лосин болтались неопрятными клочьями, и было видно, как на зябком апрельском ветру обиженно ёжится розовый кошелёчек пизды. Завершали картину разгрома глухие рыдания, сотрясавшие Юлькино большое и гладкое тело.
Да, давненько моя падчерица не получала такой знатной трёпки. Однако за это торжество справедливости кому-то пришлось заплатить дорогую цену: смертельный Юлькин враг Карина Абдуллаева валялась чуть поодаль, вся перекорёженная как индийский символ плодородия. Некогда белая футболка была разодрана в клочья, острые грудки скалились в низкое свинцовое небо, как мордочки попавших под холодный дождь волчат.
На одинаковом от них расстоянии мирно покоился дорогой атташе-кейс фирмы «Самсонит», который я вчера получил от Митрича и положил в свой домашний сейф.
Однако, как оказалось, бой не был закончен. Застонав, Карина перевернулась на живот и из последних сил поползла ко пню. Доползя до Юльки, Карина вцепилась в ее белую безволосую лодыжку руками и зубами. Юлька дико завизжала , еще крепче ухватилась за пень и стала топтать противницу свободной ногой, стараясь расплющить длинную гибкую шею. Карина успешно выскальзывала из- под ударов, и, используя захваченную ногу как опору, начала мало-помалу приподниматься. Юлька оказалась перед трудным выбором – продолжать топтать противницу, рискуя тем, что она вот-вот поднимется на ноги, или выпускать спасительный пень и накрывать всем телом Карину, надеясь на превосходство в весе.
Решение за неё, как это часто бывает, приняла сама жизнь. Пень треснул, взмахнув руками, Юля повалилась на Карину, но не смогла удержаться наверху и они покатились, сплетясь в тугой клубок. По ушам ударило пронзительное и злое Юлькино мяукание, к которому иногда добавлялось грудное рычание Карины. Это была настоящая кошачья драка: они щипались, кусались, царапались, таскали друг друга за волосы, вцеплялись в глаза и ноздри. Смотреть на это было невыносимо. Меланхолично насвистывая « Эта музыка будет вечной, если я заменю батарейки», я вернулся посмотреть, как идут дела у старшей возрастной категории.
Эти две так стояли в прежних позах. Футболка Свиньи окончательно прекратила своё существование, остатки её свисали полосками по бокам.
Футболка Исраповой еще сохраняла форму, но треснула посередине, так что пышные груди вывалились наружу и лежали на лоснящейся от пота свинской спине. В плотных коконах чёрного спортивного топа они напоминали две пудовые гири. Я так понял, что, пока я гулял, Исрапова успела еще пару раз покатать Свинью туда-сюда, но не вполне понял, зачем.
- Копец чёрной. Больше двух минут не продержится.
Я повернул голову. Рядом со мной стояла Лизхен, которую Митрич, видимо, отрядил меня поддержать, и с любопытством всматривалась в пыхтящих тяжеловесок. Мне её слова показались дешёвыми понтами. Подумаешь, профессор единоборств. Вот лично мне шансы противниц казались равными, более того, положение Исраповой выглядело даже предпочтительнее. Рано или поздно она изловчится, и в очередном перевороте, который был , видимо, её фирменным приёмом, ударит противницу обо что-то твёрдое. Однако через минуту , когда Зубейдат-Каракурт , поднакопив сил, решилась на новый перекат, у неё что-то пошло не так. Свинья сумела растопыриться в воздухе, придавить противницу спиной, ударить локтем назад и освободиться. Исрапова тоже вскочила на ноги, только для того, чтобы получить страшный удар головой в лицо. Брызнула кровь. Не останавливаясь на достигнутом, Свинья металась как безумный колобок, и с каждым прыжком на ее сметанной макушке, как диковинные маки, расцветали всё новые кровавые кляксы.
Исрапова сначала махала руками, пытаясь защититься, а потом закрыла окровавленное лицо ладонями и , громко хлюпая разбитым носом, побежала не разбирая дороги. Свинья помчалась за ней, пиная под зад, а потом ловко подсекла беглянку , так, что побежденная въехала в землю лбом, подрыгала немного ногами и замерла. Свинья рассеянно сделала несколько контрольных пинков куда-то в район шеи и, отдуваясь, пошла к центру поляны, где туго ворочался хрипящий клубок.
За мое отсутствия Карина сумела захватить Юлькину голову своими стройными , но сильными ногами и сдавливала сейчас изо вех сил, так что Юлькины голубые блюдечки, с которых слезы стекали ручейками, выпучились так, что того и гляди выпрыгнут из орбит. Однако, и Юлька не потратила время даром. Взлохмаченная черноволосая головка Карины тоже была намертво зажата между Юлькиными раскормленными ляжками, и тот кто наивно предполагал , что упрямое нежелание моей ленивой родственницы регулярно заниматься спортом в сочетании со столь же упрямым желанием жрать пирожные и прочую вкуснятину в промышленных количествах делает положение Карины менее опасным, должен был бы проконсультироваться с некоей Ларисой Костамыш, пять лет назад отдыхавшей с Юлькой в одном летнем лагере и после какой-то ссоры опрометчиво вызвавшей ее на дуэль по популярным тогда правилам «валетки». Я лично вынужден был оплачивать фрёкен Костамыш дорогостоящее лечение, и только после второй операции она смогла наконец нести свою умную голову прямо, как положено от природы, а не под углом 45 градусов, как у нее выходило после пребывания в замке Юлькиных ляжек.
Вдоволь полюбовавшись живописной картиной , Свинья, одним точным ударом вырубила Карину, мощным рывком подняла свою подзащитную на ноги
и потащила ее в подлесок, где,оказывается, все это время, прятался открытый джип в камуфляжной раскраске – не паркетник какой-нибудь а полноценное армейское изделие концерна «Крайслер» - на котором две блондинки и укатили, при этом Юлька продолжала оглашать лес рыданиями, пока Свинья у самого выезда на ведущую к мосту дорогу, не дала ей по шее.
На поляне остались мы с Лизбет, а кроме нас пребывающая в бессознанке Исрапова и позабытый в суматохе кейс.
- Блин, - схватилась за голову Лизхен, - ну как так-то? Ты зачем вообще приходила, дурында макаронная ? Приходы, что ли, половить с чуркой своей обнимку?
Она мучительно зажмурилась, будто давая чемоданчику последний шанс раствориться в воздухе, и выдала :
- Нет такой тщательно подготовленной операции, которую не смогла бы сорвать одна толстожопая идиотка.
Я привожу эту фразу в немного облагороженном виде, в котором
Митрич позже – без ссылки, разумеется на первоисточник - включил в свою хрестоматию по оперативной работе. На самом деле капитан Субботина выразила свою мысль в гораздо менее пристойных выражениях.
Лизка распахнула глаза, но кейс никуда не исчез, а продолжал весело сверкать в лучах заката, пробивающихся через узкий просвет в облаках.
- Я её, наверное, убью, - протянула Лизхен. – Я ее живьем закопаю. Нет, не так. Я ее в одиночку упакую . И НЕ БУДУ ДАВАТЬ ЖРАТЬ!
Видимо, эта страшная угроза возымела телепатическое действие. Через минуту ревущий джип задним ходом вернулся на поляну, белая рука подцепила и втянула к себе кейс, после чего две толстые проходимицы исчезли вместе со своей колесницей, теперь уже окончательно.
- Уф, - облегчённо выдохнула Лизетта. – Но я всё равно её убью.

* * *
Однако треволнениям этого весеннего дня не суждено было на этом завершиться. Поздно вечером, когда я, уже в халате и после бодрящей минеральной ванны, наслаждался свободой и одиночеством , перечитывая моего любимого Плутарха , в дверь позвонили.
На пороге стоял хорошо знакомый мне паренёк из частной курьерской службы и протягивал мне желтоватый конверт , адрес на котором был написан хорошо мне знакомым клиновидным почерком секретаря Энвера-паши.
Нехорошее предчувствие овладело мной. Расписавшись, я закрыл дверь , рванул конверт и вытащил толстый лист веленевой бумаги. Буквы заплясали у меня в глазах, сердце захлюпало, забарахталось у меня в груди, как пытающаяся выбраться из кувшина с молоком крупная жаба. «Авикатастрофа в районе Эрзурума…труп с документами на имя Светланы Сипаевой…среди опознанных трупов объект не обнаружен…розыскные мероприятия не дали пока результата».
Я отупело глядел, как выпавший из моей ослабевшей руки лист , кружась, падает на ковёр, а потом набрал сотовый Митрича. Абонент был недоступен. Ну ясное дело, шпилит где-то Лизку на радостях от успешно законченной операции, а на меня ему наплевать. Солидный глоток мартини частично вернул мне присутствие духа, и Гатауллину я звонил уже по защищенной линии из кабинета наверху. Он пытался мямлить что-то обнадёживающее, пока я его не оборвал:
- Она возвращается! Ты понимаешь, дурацкая твоя монголовидная башка, ОНА ВОЗВРАЩАЕТСЯ!
Он понимал, он очень хорошо всё понимал, однако продолжал блеять что-то невразумительное про наряды на вокзалы, пока я не отсоединился.
Почему-то подавил я естественное в данных обстоятельствах желание швырнуть трубку в стену вместе с золочёным коробом винтажного аппарата, а положил ее на рычаг бережно, как будто она могла взорваться.
В КОМНАТЕ ЧТО-ТО ПРОИСХОДИЛО.
ОНА НЕ БЫЛА ПРЕЖНЕЙ.
«Ничто больше не будет прежним…»
Я медленно выпрямился, не выпуская трубку, как будто она оставалась единственной ниточкой, связующей меня с нормальной жизнью , и осторожно повёл ушами.
ЗАПАХ.

Когда я поднялся в комнату, его не было. А теперь я ощущал его – льдистый, неуловимо хвойный аромат духов «Belle lutteuse», когда –то так хорошо знакомый, и теперь поднимающийся из глубин памяти, как пузырьки воздуха на поверхность горного озера.
Дурацким, как вся моя жизнь жестом я поднял руки. Телефон соскользнул со стола , упал на паркет и разлетелся в мелкие дребезги. Вот что значит раритет , ни к селу ни к городу подумал я , современные телефоны так, наверное, не умеют.
За моей спиной прошелестел и затих нежный смех, а потом вступили серебряные колокольчики. Их было много, очень много, может быть тысячи. Хрупкие серебряные язычки ударялись в почти неощутимые стенки, и нельзя было бы поверить, что это не музыка ангельских сфер, а голос вполне земной женщины, если бы их хор не сливался во вполне различимые и очень внятные слова:
- Ванилечка, ты просто неотразим, когда вот так вот кипишишься и командуешь. Мне даже кажется, что я снова тебя хочу.

Декабрь 2019 года

Клуб Бой Девка

Главная категория => Рассказы, истории, теория => Тема начата: admin от 02 ПЭТРам 2020, 06:35:03